«Российская газета», г. Москва

Педикюр для Чехова

Томичи разули великого писателя и гордятся этим

наблюдатель Мария Соколова, Томск

115 лет назад великий русский писатель Чехов из-за распутицы задержался в городе Томске, и отзывался о нем очень нелестно, назвав, в частности, "свиньей в ермолке", а томских женщин - "жесткими наощупь". Видимо, он не мог и представить, чем это слово отзовется в сердцах томичей. В 2004 году на набережной Томи, в "губернаторском" квартале был поставлен памятник "Антон Павлович в Томске глазами пьяного мужика, лежащего в канаве и не читавшего "Каштанку". Скульптура стала средоточием томской современной культуры и яблоком раздора для томской интеллигенции одновременно: вид босого Чехова идеалистам невыносим. На днях был создан Иронический комитет в защиту памятника. Обозреватель "РГ" вылетел в Томск, чтобы поговорить с воинствующими сторонами о роли иронии в патриотизме, об идеализме и попрании символов.

Месть - блюдо, которое нужно подавать холодным

"Это все месть Чехову за "нетрезвый город Томск". Теперь каждый студент норовит утереть бронзовый нос классику!" - скорбят те, кто относится к Чехову, как к святыне. "И это прекрасно, ведь теперь он наш, "свой", у нас, томичей, уже сто лет с Антон Палычем "личные отношения". Если бы это был скучный памятник "святыне", - вряд ли томичане его любили бы! Чехов на томской земле теперь крепко стоит этими ступнями, он теперь на нашей земле прописан", - говорят сторонники Иронического комитета. В эти споры может включиться любой прохожий: "Так ведь закон приняли, чтоб не сносить", - говорит сторонний свидетель. - "Да нет, это пока только заседания областной Думы проходят по этому поводу!" - возражают ему.

На самом деле, страсти по необычному памятнику кипят не только в Томске. В думу Томской области на имя ее председателя и на имя губернатора области пришло письмо из Москвы, от генерал-майора Копышева: "Я получил фотографии "памятника" Чехову А.П. со всеми надписями на нем. Воспринял как личное оскорбление. Как же нужно ненавидеть Россию, русский народ и русскую культуру, чтобы так издеваться над великим русским писателем, которого Л.Н. Толстой называл "Пушкиным в прозе"?!!! От имени советских офицеров выражаю решительный протест против такого опошления русской культуры. С надеждой на понимание и принятие необходимых мер. Е.И. Копышев, председатель ЦИК МССО, генерал-майор авиации".

Ксерокопия этого письма теперь висит в рамочке в мастерской Леонтия Усова, автора скульптуры.
- Нет, мы давно не помним такой зимы? - развлекает меня разговорами таксист. У многих уже дрова закончились. Ну вот, приехали. С вас триста рублей и квитанции у нас идут по сто. На чеке нарисуете сами, что хотите.
- Вы не предупреждали. Мы оговаривали чек и триста. И заполняйте его сами.
- Ну, не хотите, как хотите. Никакого чека тогда не получите.

Я начинаю понимать Чехова. Не так мне жалко сотни, как мне не нравится, когда меня шантажируют.
- Это вымогательство.
- Это у нас вымогательство? Вот у вас в Москве вымогательство! - начинает шантажист, оскорбленный в лучших (видимо, патриотических) чувствах. Вдвойне оскорбленная, я вручаю ему требуемую сумму и иду запоминать номер машины (не буду повторять ошибку Чехова и обобщать негативный опыт на весь Томск, а потому укажу персонально: белая "классика" с неоткидывающимся передним сиденьем, номер 943, водитель - высокий в коричневой кожаной куртке, на штампе "Клаксон, ИНН 701800144387, предприниматель Селуянов Дмитрий Владимирович" и больше никаких опознавательных знаков).

Конечно, Чехову в Томске пришлось намного хуже, чем мне. Жуткая распутица, грязь, потерял галошу, и, что гораздо хуже, при переправе через Томь чуть не утонул, простудился, и две недели потом кашлял. Неудивительно, что он не удостоил Томск ни единым добрым словом.

"Славянский базар", ирония и галоши

Ресторан "Славянский базар" - единственное место в Томске, которое похвалил Антон Павлович, с оговоркой, что через непролазную грязь добраться до него невозможно (там и галошу потерял, если верить легенде). Памятник стоит буквально в двух шагах от ресторана, вокруг - чистейший снег: томичи искупают вину.

"Местная интеллигенция, - писал простуженный Чехов, - мыслящая и немыслящая, от утра до ночи пьет водку, пьет неизящно, грубо и глупо, не зная меры и не пьянея". В редакции литературного альманаха "Сибирские Афины" писатели изящно подливают мне одноименную настойку на кедровых орешках: "Вызывает творческий зуд и любовную истому", и, не пьянея, разговаривают об ироническом патриотизме Томска. Становится очевидно, что интеллигенция прошла долгий путь.

"Творчество - это возможность посмотреть на что-то под другим углом. Даже из канавы". - говорит Александр Казанцев, главред альманаха, - "Памятник этот - адекватный ответ, притом талантливый. Это не реванш, не сведение счетов. Это ироническое резюме чеховских произведений. Равновеликий ответ Чехову. В нем и заключается патриотизм. Конечно, "свинья в ермолке" - это очень обидно! Но, все дело было в том, что он оказался одиноким в городе. О чем еще он мог думать? Грязь, тоска, на переправе перевернули, заболел, но томских женщин, тем не менее, оценил. Или недооценил их. Конечно, иногда кажется, что ничего с тех пор не изменилось, и, вместе с тем, сейчас это совсем другой город. В то время Томск был перекрестком всех сибирских дорог, его называли "постоялым двором Сибири". Страшно богатые купцы тогда уже начинали цивилизовываться, из "картузных купцов" они превращались в меценатов, тех, кто построил первый сибирский Университет. А теперь у нас каждый седьмой житель города - студент! Томск - студенческая столица России!"

"И мы закладываем новые традиции. Теперь никто не пройдет мимо Чехова, не потрогав его нос, не обнявшись с ним. Те же студенты перед экзаменом теперь обязательно должны потереть ступню Чехова - на счастье. А "чеховские пятницы" в теплое время года? Этот памятник объединил всех, всего за год он стал лицом, символом города", - говорит томский поэт Геннадий Сорокин. - "И мы на Чехова смотрим с иронией. Этот памятник абсолютно в стиле чеховских произведений, потому что Чехов сам - прежде всего иронист".

"Любое видение должно быть ироничным", - говорит другой поэт, Николай Игнатенко, - "Даже патриотизм. Чем больше иронии во взгляде на самих себя - тем лучше. И памятник этот - не ирония по отношению к Чехову, а наша ирония во взгляде на самих себя. А то, что ему педикюр делают каждую неделю, ногти красят на ногах - так это же студенты".

Этим большим ступням, которые теперь так крепко стоят на томской земле, делают не только педикюр. Приезжали работники местной обувной фабрики, снимали мерки, сделали "Чехову" галоши. Что не мешает ему снова стоять босиком.

О пользе искусства

"Вы видели этого "Чехова"?" - спрашивает Тамара Каленова, писательница. Она и ее муж, писатель Сергей Заплавный, - "основные обвинители". - "И не жалко вам, что он там босой стоит, на снегу?"

Талант скульптора Леонтия Усова признают все, даже его "идеологические противники". "Но это не памятник, - говорит Тамара Александровна, - потому что памятник ставится в честь и во славу! А это скульптурная эпиграмма. Но ее установили в административном районе города, и она превратилась в настоящее издевательство над великим писателем! Неправильно это. Молодежи нравится, потому что они - молодые, иронические. Они трут ему нос - и нос блестит, как у пьяницы. Карманы оттопырены - и туда кладут монетки, как нищему, медяки, якобы на счастье. И выдается это за народную традицию. Низкое развлечение - утереть нос великому писателю. Это оскорбительно. От славы Чехова не убудет, его величие не уменьшится. Вот смотрите: вышли карикатуры на пророка Мухаммеда - пророку от этого ничего не будет, но, как оскорбительно это для верующих! Зачем художнику высмеивать великого человека, когда он должен нести добро? Это вредно, это размывает тонкую интеллектуальную, духовную структуру Томска. Почти 70 представителей томской интеллигенции подписали письмо с предложением убрать памятник с набережной. Мы предлагаем организовать специальную площадку, где можно будет выставлять снесенные памятники, там найдется и место для авангардистских скульптур Усова. К тому же, знаете! Ведь памятник поставили не на народные деньги! Это деньги от богатых людей, от меценатов. Для них не имеют значения чувства простых людей, которые любят Чехова".

- Когда Чехов достаточно оскорбительно высказывался о Томске, он нес добро?
- Конечно! Ведь сатира очищает от плохого. Можно и нужно смеяться над грязью. И ведь Чехов говорил о том городе, который он посетил в 1891 году. Наверное, его оскорбляли нравы купеческого города, где купцы пили аршинами, гуляя в "Славянском базаре".
- Аршинами?
- Да, рюмки выставляли вдоль аршина (линейка в 72 сантиметра), и купцы соревновались: кто пол-аршина выпьет, кто аршин. Конечно Чехову хотелось бы, чтобы первый сибирский университет был в каком-нибудь более просвещенном городе".

"Если ребенок с младенчества знакомится с Чеховым в таком воплощении - это не самое лучшее решение. Чехов глазами профессоров выглядит совершенно иначе. Мы очень ценим творчество Леонтия Андреевича, у него есть и портреты Чехова в совершенно ином ключе: в изящном, изысканном, именно в этом ключе он мог бы сделать городскую скульптуру. И мы против того места, которое выбрано для него - "губернаторский квартал", главное место в городе". - говорят Надежда Боровинских, директор Томского областного художественного музея, и Вера Зырянова, заведующая отделом по организации выставок.

- Ведь Чехов много о чем и о ком отзывался, мягко говоря, неуважительно. И так получается, что Томск - единственное место, где великому писателю "дали сдачи". Вас это не воодушевляет?
- Нет. Ведь это - не на равных.

Настоящий иронический патриотизм

В "Иронический комитет в защиту памятника" входят самые разные люди - от директора того самого "Славянского базара" до томских бардов и чемпиона России по экстремальному рафтингу Евгения Ковалевского, четырехкратного покорителя Эвереста.

"Знаете, в чем выражается настоящий патриотизм? - спрашивает Ковалевский, энергично расчищая снег вокруг памятника. - У нас в библиотеках - рекордный спрос на "Каштанку". На него приезжают смотреть из других городов. И тоже трогают его за нос. Мы все гордимся этим памятником: он доказывает, что мы, томичи, способны на необычные вещи. Может быть, Усов и хотел отомстить Чехову за обидные слова о Томске, но сейчас этот памятник уже вышел за пределы мировоззрения Усова. Уже никому не важно, что думал Усов в момент создания. Люди приходят, чтобы увидеть памятник своими глазами, у них рождаются свои образы. Хорошо, что существуют те, кто выступает против памятника, такие, как тот московский генерал. И мы сразу вспомнили, что у нас есть сердце и душа, и то, что называют патриотизмом. Музыканты и художники объединились вокруг памятника. В теплое время года у нас еженедельные "чеховские пятницы" проходят: собираемся с гитарами, приходят поэты, читают стихи, художники выставляют картины. У нас будет настоящий "Томский арбат" здесь, на набережной. Что означает этот памятник? Он означает, что в городе был Чехов - это раз. Что томичи умеют смеяться над собой и над жизнью - это два! И, три, это значит, что в городе есть скульптор Леонтий Усов, гений".

То, что Леонтий Андреевич - гений, в Томске даже не принято обсуждать. Его деревянные скульптуры - сплетения трагических настроений, иронических мыслей и шелковистой древесины кедра. Толпящиеся образы на полках студии ошеломляют. И, да, там действительно есть несколько изящнейших решений образа Чехова, и в них любовь Усова к Чехову очевидна.

- Тут, в Томске, я столкнулся с тем, что люди, когда упоминают его, начинают отводить глаза и вздыхать: "Ах, Чехов…" И вот, когда я стал читать его письма, я наткнулся на строчку "Томск - город нетрезвый" - и началось! Чехов Томск делает своеобразным эталоном для Сибири. Пишет, например, "Томск - совершенная свинья в ермолке рядом с Красноярском", или "самый красивый среди городов Сибири - это Иркутск: Томск гроша ломаного не стоит". "Подъезжая к Томску, я начал чувствовать признаки цивилизации: на постоялом дворе старуха подала мне чайную ложку, предварительно вытерев ее об зад". - мелодичнейше декламирует Усов, давно ушедший из театра, но не забывающий ни на минуту о том, что он - актер высшей категории. - "И, когда я читал эти строки о пьяных мужиках, мне сразу представился этот самый мужик, который смотрит на Чехова - снизу, из канавы, пьяный, беззлобный, безобидный... Искаженная перспектива, нелепая шляпа и где-то валяется галоша. Те, кто сейчас обижается, что я показал Чехова таким, они ведь на себя обижаются: я заставил их видеть, что они - такие и есть, какими их видел Чехов. Ведь мы не стали лучше, мы хуже стали за эти годы…

- Почему же хуже?
- Хуже, конечно. Столько лет безверия! Мы же не можем духовно восстановиться до сих пор, единожды поломанные уже. Мы прошли через такую мясорубку… нет, лучше не стали. Смотрите, Чеховых ведь не рождаем уже! В общем, так и родилась идея, которая казалась мне такой же смешной, как рассказы Антона Павловича, как он сам… знаете, он же не явился на помолвку, прислав вместо себя человека с запиской, чтоб его не ждали, потому что у него приключился понос. Это ж какое оскорбление для невесты! А его отчеты о томских борделях! За две недели он все их обошел, и писал, что "женщины здесь жестки на ощупь"… Но он - первейший писатель для меня, я очень люблю его… иногда плачу, когда его читаю - вроде бы ничего же не происходит, но что-то такое в нем сокрыто, какая-то такая неизбывная печаль - трагический писатель Чехов, величайший. И при том он мог быть и смешным, забавным.

- У вас было чувство некоторой мести Чехову?
- Да нет же! Многие так говорят, но дело не в мести. Не глазами же Чехова Чехов, а глазами пьяного мужика! Ведь это не памятник, это метафора...
- Как по-вашему, что мог бы сказать Чехов на эту метафору?
- Я думаю, он бы сначала так "О-о-о?" (Как актер высшей категории и мастер художественной декламации, Леонтий Усов потрясающе владеет голосом, и передать гамму холодного возмущения и удивления и презрения на письме в данном случае невозможно. - М.С.), а потом бы так (поднимая брови - М.С.): "Ну, нормально, нормально".
- Полагаете, его самолюбие не взыграло бы?
- Кто знает? Но ведь Чехов сейчас - уже символ литературного духа, не только российского, но и мирового даже, и теперь он сам себе не принадлежит, и не может принадлежать себе. Всю его подноготную уже опубликовали. Законы частной жизни уже не действуют, дневники и письма великих публикуют.

- Вам кажется этичным то, что они перестают принадлежать себе и своей частной жизни?
- Мне кажется, если человек пишет дневник и думает, что пишет его "для себя" - это, скорее всего, кокетство. Зачем писать дневник для себя? Ну, пойдемте же пить чай, я уже стерлядь приготовил...
"Приготовил" означает "нарезал сырую рыбу, посолил и поперчил", но слово "стерлядь" в антураже мастерской, в мелодическом исполнении Усова превращается в отзвук чеховского мира. Становится ясно: человек, который так произносит название рыбы, который может наизусть читать Чехова и Толстого, ни в коем случае не посягает на культурные идолы, а просто обращается с ними "на равных".

Пыль

В дверь мастерской внезапно звонят. Усов идет открывать, но за ней - никого нет.
"Мальчишки!" - привычно поясняет Усов. "Когда же они перестанут баловаться!" - говорит Оля, Ольга Калинина-Сулакшина, директор выставок, верный друг и попечитель Усова. "Ну что ты, Оля, - говорит Усов, - они, знаешь, в окна все время смотрят, говорят: "Можно зайти искусство посмотреть?" и заходят, вздыхают… да, здесь - не "университетский" район". Университетскими районами томичане страшно гордятся, как и репутацией самого студенческого города России. Впрочем, и рабочим кварталом, где находится мастерская Усова, теперь впору гордиться: кто только не заходит "искусство посмотреть". Недавно в гостях была жена французского посла, Элизабет Кадэ, ходила "между искусством", потрясенная, спрашивала: "А можно потрогать?" - и медленно гладила скульптуры, стирала с них шелковистую древесную пыль. "Сказала, у них, в Лувре, только один день в неделю слепым можно трогать скульптуры" - с сочувствием говорит Усов, но его работам случалось пережить много худшее: например, на четырехметровую скульптуру, изображающую старца Федора Кузьмича когда-то бросалась с топором, пытаясь разрубить, какая-то женщина (говорят, что сейчас у этой скульптуры исцеляют бесноватых).

Стиль своих работ Усов определяет, как "принцип тубаретки": "Я их иногда по частям собираю, как табуретки". Иногда он говорит нарочито простонародно - немножко актерства, немного утонченности, и немного - его прошлого. Леонтий Усов - седьмой из восьми сыновей архангельского лесоруба. С юности попал в театр, сначала - рабочим сцены, потом вырос до высшей актерской категории, объездил всю Россию, а потом ушел в деревянную скульптуру (дереву он изменяет редко). Когда портрет Толстого его работы привезли в Ясную Поляну, Владимир Толстой сказал: "Ну, вот он и вернулся". Художественные работы Усова ценятся так же высоко, как его актерский дар. Однажды во Франции Усов начал читать стихи "дочерям русской эмиграции". Муж одной из них, ни слова не понимавший по-русски, немедленно убежал... и вернулся с полотенцем, чтобы слушательницы могли вытирать слезы.
В дверь мастерской снова звонят. Пришел пресс-секретарь Томского отделения Академии наук. Он гордится тем, что был натурщиком для ступней памятника Чехову.

В дверь мастерской снова звонят. Приходит еще один из томских скульпторов - Олег Кислицкий. "Маша, а у вас есть любовник?" - спрашивает Кислицкий: в мастерской Усова стоит проект его "памятника любовнику" - барельеф толстого человека в трусах, висящего под балконом. У Кислицкого и Усова еще множество проектов: например, "Памятник медведям, которые бродят по улицам Томска", и еще, и еще, дело за поддержкой и реализацией. "Памятник волку из мультика "Щас спою!" уже стоит и даже произносит несколько фраз, если хорошенько потереть медную кнопку.

Странным образом, Леонтий Усов, архангелогородец, стал одним из тех, кто сделал так много для формирования чувства патриотизма томичей. Он нарисовал четыре сотни портретов граждан Томска, и почти две сотни из них вошли в сборник "Томичане": лица и краткие биографии, от "бомжа" до губернатора, бессистемно разбросаны по книжке. В роли "бомжа", на самом деле, помощник Усова Леша, и уже никто не вспоминает, что, когда-то, когда он пришел к Усову, он и был самым настоящим бомжом. Как не вспоминают о том, что человек, который столько сделал для Томска и патриотического чувства томичей - на самом деле, - архангелогородец. Это всего лишь пыль.

Я ухожу из мастерской Усова, унося с собой деревянную пыль его скульптур - на счастье. А в оттопыренных карманах Чехова на набережной я оставила несколько монеток - чтобы вернуться.